Или Карлик-Нос, как ее называли друзья. Как можно догадаться, имя происходило от невысокого роста и большого носа. Общество всегда навязывает, что считать красивым. А мне пофигу, что там считает окружение и мои друзья-приятели. К тому, что у меня свой взгляд на многие вещи все привыкли. Единственная проблема со мной, это Лилит. Она вросла в мои кости, проникла в мозг и подчинила сознание. Ради нее я готов поступиться своими принципами. Это медленно разрушает. Поэтому я считаю друзей просто счастливыми, потому, что их не тянула пизда. Они не были пиздастрадальцами, как сказал бы старина Буковски. Как сказал бы Хэнк, мать его Муди.

Оксана. Мой невысокий смелый воин, пробивший скорлупу отчуждения. Она то и познакомила меня с огненной Лилит. Солнечный день. Мне 16 лет, я выхожу гонять в футбол с пацанами: Джемом, Лехой, Олегом. Мы идем к 531 школе, перед которой большое футбольное поле и среднего размера ворота. И вот я вижу маленького роста, задиристую девочку-пацанку среди каких-то старших ребят. Она ведет себя с ними на равных. Они подкалывают ее, но она держит их нападки, что-то отвечает в ответ. Такая бойкая и живая. Мы поиграли, наверное часа два и все это время она тусовалась со всеми ребятами подряд, не только со взрослыми но и с ребятами младше. Это выдавало в ней одновременно детскость и взрослость. Такое странное сочетание. Я наблюдал за ней во время игры и потом в перерывах. Она заинтересовала меня. То есть, ей было совершенно наплевать на то с кем вообще разговаривать. Взрослый это человек или младше нее. Какое-то абсолютное отрицание условностей на инстинктивном уровне. Ни тени притворства. Мы проиграли. После игры начали как обычно, обсуждать ошибки Леха обвинял стратегию, что мы не так продумали расстановку сил. Олег выходил из себя и злился. Я всячески сокрушался и сочувствовал Олегу. У него дядя был профессиональным футболистом. Мы как-то вместе тренировались с ним. Да все знали, что Олег отлично играет, он обладал точным и что не менее важно, мощным ударом. Джем тоже кипятился, впрочем не так как обычно, в нем уже чувствовалось житейская мудрость.

— Ну не корову же проиграли, утешал он то ли себя, то ли Олега.

— Я тебе столько пасов отдавал, а ты мазал постоянно. Сокрушался Леха.

— Андрюха, надо в пас играть, ты недостаточно хорош, чтобы “водиться”, а потом все равно ведь теряешь мяч! Джемик многозначительно кивал.

И вдруг, в разгар нашей перепалки, врывается эта пацанка Оксана

— Ну как поиграли ребята? Вы молодцы, хорошо держались. Я наблюдала за вами — она особенно посматривала на Олега, но я был уверен, что он абсолютно безразличен к ней. Впрочем она и сама это читала в его взгляде. Но это ее не останавливало.

— Послушай, как тебя? Ты же не играешь в футбол — это был Джем.

— Да с таким то ростом, сколько тебе вообще лет? — вставил Олег.

Олег был самым рослым и явно интересовал ее. Но сам он совершенно не интересовался девочками. Или гротескно презирал их. Что, конечно не могло остановить Оксанку. Она проводила нас до моего дома, который был ближе всех и дальше пошла с ребятами, не переставая что-то тараторить. Надо ли говорить, что я был абсолютно потрясен ее манерой держаться и поддерживать разговор с кем угодно и о чем угодно.

Ты будешь помнить меня всю жизнь

Children of the world, scream your dreams

Children of the world never fear

Children of the world, scream your dreams

Children of the world get together (get together, get together…)

Robert Miles — Childeren

Именно так она и сказала, глупо, наивно, по-детски. Но чертовски верно: «Ты запомнишь меня на всю жизнь». 

Я сижу дома, играю в диабло. Я домосед и люблю читать, могу просидеть без еды с утра до вечера за книгой. Звонок в дверь. Отрываюсь от игры.

— Кто там? Смотрю в глазок. Блин, это ж Оксана.

— Привет. Открываю дверь.

— Как дела, что делаешь? К тебе можно зайти?

— Нет у меня мама дома.

— Тогда выходи, давай погуляем. — я про себя офигеваю, еще бы не хотел, ты мне нравишься, но я пока не могу даже сказать об этом, потому что не знаю таких слов.

— Да, подожди меня. Говорю в смущении и ухожу одеваться.

Натягиваю на себя кофту, заправляю в джинсы, кроссовки пума и выхожу в головокружительный май. Мы идем по району. Она не умолкает, что-то рассказывает. Не помню как мы дошли до префектуры. Это серьезное здание совсем не ожидало, что мы начнем целоваться прямо на скамейке и в безлюдном молчании продолжало тупо стоять. Оксана целовала меня не просто так. В смысле не так как я мог бы себе представить. Это был проникающий поцелуй. Вместе с языком проникающий в твое нутро. Растворяющий в безумной самоотдаче. Заражающий этой самоотдачей. В нем теряешь обещания и забываешь правила. У нее был большой рот и запах сигарет в перемежку с жевачкой. Этот вульгарный запах потом так и будет вводить меня в ступор, но не сейчас. 

— Ты же совсем не умеешь целоваться. Давай я тебя научу.

Вот почему мне эти слова до сих пор так милы? Почему кажутся так откровенны?

— Да все я умею. Тем временем Оксана садится на меня сверху, прямо на улице, прямо под окнами муниципального здания. Но это нас и спасает, нам никто не мешает, никому не интересно скучное госучреждение, уже закрытое после 18.

Мы договорились встретиться на следующий день у меня дома. Что и привели в исполнение. Маман не было дома, а с парализованной бабулей в соседней комнате я договорился. Мы танцевали под альбом Children — Robert Miles. Эту мелодию я до сих пор люблю. Слышу ее и замираю: “Tell me your fable”. Санек Амельченко дал послушать и мы слушали не переставая и танцевали. Прослушали этот часовой альбом, наверное раз пять. Я чувствовал себя на седьмом небе. Пылал от возбуждения, но секс был слишком грязен для меня в ту пору. Кажется тогда она и сказала эти странные слова. 

 

Сейчас, глядя на мою единственную верную спутницу Лилит и ощущая ее хвост с кисточкой у себя на колене, я думаю что умереть под эту музыку было бы не такой уж дурной идеей.

 

— Ты запомнишь меня на всю жизнь.

— Конечно запомню. Я немного смутился, пророческому тону Оксаны в тот романтический и безоблачный момент.

Она могла позвонить в какой-то унылый вечер и трещать со мной по три часа на телефоне. И мне было, пожалуй интересно с ней, как не с кем после. Она могла начать пересказывать мне этот старый фильм, три мушкетера, а потом запеть:

— Есть в графском паркееее, черный пруд

— Там лилии цветуууут, там лилии цветууут, цвее-тууут

— Тун дудун-дудун, ту-ту-тун. Подпевал я ей и мы смеялись так весело и самое главное беззаботно, как ни с кем я больше не смеялся.

— А мне жалко миледи, с ней так жестоко поступили.

— ??? она же типа злая, отравила девушку Д’Артаньяна!

— Ну и что, он сам виноват. А они вчетвером напали на нее. Загнали женщину в болото.

Ндааа, спустя много лет, я тоже стал симпатизировать миледи. Коварной обманщице, роковой женщине, которой покровительствовал кардинал. Обманутая Д’Артаньяном, лишенная богатства, мужем — Атосом за татуировку на плече, она ухитрялась найти выход из самых провальных ситуаций. Кажется, в тот раз мы с ней поссорились. В разгар третьего часа нашей болтовни, я впервые услышал голос ее Матери. Она просила освободить телефон и выйти из ванны. Окси что-то ответила ей и я в удивлении обнаружил, ка изменился у нее при этом голос. Это был голос совсем еще ребенка, напуганный и жалкий. В ней это как-то сочеталось, взрослость и детскость.

— Хочу купить “Backstreet boys” — гуляя сказала она мне.

— Давай я тебе подарю!

— Давай, я от них просто балдею, даже сочинила стихи 

— Что, правда? Давай прочитай.

— Да вот слушай.

И она начинает рэперским речитативом выдавать читать какие-то стихи и меня пронзает эта откровенность, не столько смысл, сколько то, что она их сама сочинила и читает! Откровение какое-то. Вот бы сейчас достать эти стихи и послушать. Но их помнит только Лилит, а она даром ничего не дает и запросит за них наверное непомерную цену, не душу, нет, но несколько лет жизни точно.

 

Тем летом в пионер лагере (а они еще были тогда) мы с ребятами устроили танцевальное шоу под бэкстрит бойз. Втроем, синхронно, на сцене мы фигачили самые классные движения, которым каждый из нас обучил остальных и вышло довольно круто) как потом рассказывали ребята.

 

Не со мной

Sweet child in time

You’ll see the line

The line that’s drawn between

Good and bad

Deep Purpl — Child in time

А потом она пропала на неделю. Я сходил с ума. Вспоминал ее слова о том, что буду помнить ее всегда. Она как будто знала, что все это ненадолго. И она была права. И она-то это точно знала. Не знал только я и оказался совершенно не готов к тому, что последовало дальше. Наши встречи закончились так же быстро как и начались. Она не объявлялась уже месяц. Телефона ее я не знал. Потом как-то нашел через знакомых друзей. У меня было ощущение, что я вкусил каких-то неземных наслаждений и теперь должен поплатиться за это. 

Я не мог спать. Тогда то Лилит и появилась первый раз. Так я и стал потом искать боль расставания во всех отношениях.. Это росточек во мне, но уже достаточно укоренившийся, стал потом самоцелью. Порочный и черный как сама ночь. Я не мог находится один. Мне уже не было возможно пробыть целый день дома, наедине с собой и книгой. Я стал напиваться с ребятами на улице. Мы слушали гражданскую оборону. Играли на гитаре всё идет по плану. Но мне нравились более безысходные “невыносимая легкость бытия”, “а у малиновой девочки девочки, взгляд откровенный как сталь клинка”. В общем понятно. 

Наркотики

Через полгода, наверное, стало отпускать. И тут она снова появилась.

— Привет, как дела?

— Э, нууу нормально, заходи. Что-то ты неважно выглядишь. Как твои дела, вообще? — Спрашиваю.

Она постоянно терла нос. То и дело озиралась по сторонам. Она и раньше была активной, но сейчас в движениях было что-то болезненное. Я усадил ее на диван в своей комнате. Смотрю на нее и боюсь, что она растает или это видение испарится из моей комнаты, улыбнувшись самой издевательской улыбкой, от которой скрутит немедленно в конвульсиях. Но вместо этого она начала рассказывать

— Ой у меня столько новостей. Я познакомилась с дельфином, прикинь?

— А кто это?

— Ну ты что, не знаешь, солист группы мальчишник!

— Да ладно? Как, где?

— Ну ты знаешь, у него проблемы с наркотиками, мы встретились с ним на Лубянке

— Офигеть, а как ты его узнала.

— Да вот общалась с ним как с тобой сейчас. Он офигенный, такой креативный, такой красавчик прямо, муа. Она показала поцелуй губами.

Тут я почувствовал укол ревности.

— Слушай дай попить, пожалуйста.

— Конечно, сейчас, подожди. Я пошел на кухню за водой, налил из чайника кипяченой воды и пришел. Она как-то странно быстро присела на диван, выпила на ходу и сразу заторопилась.

— Ну все пока, я обещала одному человеку быть, меня ждут, увидимся.

— Да не торопись, хорошо, раз ждут. Номер телефона оставь.

Столько раз его набирал, но отвечала всегда ее сварливая мамаша. Ужасная тетка отчитала меня и приказала больше сюда не звонить. Ее не бывало дома или ее просто не звали. 

В тот раз, когда она ушла, у меня из кошелька пропали деньги. Я как раз получил зарплату и у меня так смешно деньги были разделены желтыми стикерами с надписями “на кроссовки”, “маме за квартиру”, “коплю на *”. Первое, что я почувствовал, это укол стыда, что она видела эти наивные бумажки, которые она кстати сказать, оставила в кошельке. Потом психовал конечно, звонил. Позже подумал, что это малая плата, за все те удовольствия, которые я с ней испытал. Довольно жалкое зрелище, но это правда, я и сейчас так считаю. Эти деньги ничто, по сравнению с тем, что я пережил с моей девочкой и я бы еще не раз заплатил эту цену.

 

Следующая встреча произошла еще через полгода. Она снова свалилась как снег на голову.

— Привет, у меня проблемы.

— Что случилось.

— Нужны деньги. Три тысячи, взаймы, я отдам.

— Нет у меня сейчас денег. Соврал я.

— Слушай, а к тебе в гости можно?

— Пауза. Да в принципе давай.

Она пришла. Мы разговаривали. Я был настроен прагматично. Хотел хитростью получить от нее всё, за что так страдал. Дошло наконец-то, что воспользовались мной довольно примитивно. Но мне чертовски хотелось любви, любой ценой. Однако этому не суждено было сбыться. И мой малыш так и не побывал в блаженной райской куще. Я стал целовать ее, как раньше, но она отстранилась и сказала:

— Слушай, Андрей, мне надо с тобой серьезно поговорить. Мне нельзя целоваться. Тут я заподозрил еще один какой-то хитрый трюк, но продолжил слушать. 

— Мне нельзя теперь целоваться, повторила она чуть не плача. Я больна.

— Да ладно, скептически улыбаясь, я внутренне приготовился услышать какую-нибудь несусветную чушь и постараться опровергнуть ее.

— Я больна спидом. Выпалила она и зарыдала. Я обнял ее. В душе боролись два чувства, поверить ей или, какого черта, она столько раз меня обманывала? Я стал утешать ее как умел.

— Слушай, сейчас очень быстро развивается наука. Возможно уже есть экспериментальные способы лечения. Не переживай, это еще не конец.

Больше мы не целовались. Был выходной, я хотел ее как никогда. Был готов к грязному сексу и морально и физически, но мне приходилось изнывать от страсти и бередить старые раны. Тогда-то и появился мой первый фетишь. Я так сильно хотел ее, что решил насладиться просто глазами и прикосновениями. Мы пошли вместе, принять ванну. Наверное теперь если я с кем то принимаю ванну, это просто повторение тех эмоций, что впечатались в мозг как клеймо. 

Лилит ликовала, она смотрела на меня с таким обожанием, чем больше я рассказывал о своих падениях, тем ярче светились ее зеленые животные глаза. 

Я медленно намылил Оксане спину, наслаждаясь каждым мгновением, проведенным с нею. Каждым прикосновением к ее молочной коже. Пусть в таком виде, но я все же получил доступ к этому телу, которое боготворил. На спине была небольшая царапина, я не удержавшись поцеловал ее. Она тут же вскрикнула. 

— Вот это ты зря сейчас сделал. Я сначала не понял оторопев, о чем это она. Потом вспомнил это ужасное слово спид и вытер губы, только что соприкасавшиеся с ее бархатной кожей. Кожей ребенка, мягкой и молочной. Она могла остаться на ночь. Но вместо этого мы заговорили о том, как это произошло. 

— Мне было очень плохо. Меня изнасиловали.

— Да как это могло случится, когда?

— Не важно, ничего не докажешь. Это был какой-то ублюдок из ее подъезда. Гамма эмоций кружилась в голове, от желания отомстить до того, что все это придуманная история. С ней всегда нельзя было знать наверняка, говорила она правду или это очередной многоходовый план. Но, зная ее, к последнему я склонялся больше. Хотя как это часто бывает, изнасилование скорее всего было и оно и привело ее к наркотикам.

— Ты кому-то сказала? Что ты собираешься делать?

— Ничего. Я ему отплатила по-своему. У меня есть друзья, которые отомстили за меня. Да, подумал я про себя, друзья, которые посадили тебя на иглу и превратили в барыгу. Она продолжила.

— Слушай, я пытаюсь завязать, но чтобы продержаться, мне нужны таблетки. Они стоят недорого 600 рублей. Я знаю, у тебя есть. Если я их сегодня не достану, я не знаю, что я буду делать. А потом я могу остаться у тебя, хочешь?

— Ээээ, конечно хочу, а ты уверена, что без таблеток тебе нельзя?

— Ну если ты не хочешь, чтобы я начала сворачиваться в клубок и кататься по полу у тебя в комнате…

Потом она предложила съездить на Лубянку. Ее начинало кумарить, это не была ломка, но психологически ей становилось все хуже и хуже. Она начинала ругаться на меня, не могла долго находиться на одном месте и крутила головой, пытаясь зацепиться взглядом хоть за что-то интересное. Мне хотелось удержать её и я подыграл ей. Я согласился поехать на Лубянку. Как только мы вышли на улицу, примерно в шесть вечера, ей стало сразу легче. Проснулся какой-то азарт в глазах, как будто это была для нее какая-то увлекательная игра “найди таблетку”. Жалкая игра. Был август, тепло и уютно на улице. Когда мы приехали, начинало темнеть. Я чувствовал себя неофитом, которого бывалый наркодилер проводит по улочкам старой Москвы. Возможно так оно и было. Где то здесь просто стоят на улице и продают наркоту.

— Мы может встретим дельфина. Я видела его здесь много раз, тут мы с ним и познакомились. Мы с ним разговорились, он такой талантливый и классный, с ним так интересно было, вот бы встретить его снова. 

— Да ладно, самого Дельфина?

— Да, он потом может провести нас бесплатно на концерт. Я уже была у него, просто сказала, что я с ним и меня пропустили.

Она вся сияла от восторга. Сейчас она жила. Все вместе: Наркотики, тусовка, дельфин, ее стихи, надежды добиться популярности, все искрилось в ней и расточительным фонтаном вытекало из нее на окружающих. Она говорила без умолку. Попутно здороваясь с кем-то. Мы обошли несколько точек, где она расстроенно возвращалась ко мне. Наконец она нашла, что искала. Я отдал ей деньги. Стоял и думал, что она не вернется, но она пришла. По пути проглотила горсть таблеток, прямо так, без воды. Прямо на улице. И я видел как грубая, грязная рука мерзкой реальности, касается ее в этот момент. Я видел в этом в всем, как она уже успела опуститься. И чувствовал свое бессилие, что-то с этим сделать. 

 

В качестве извинения или хрен знает чего, Оксана дает мне горсть таблеток. Вдвое меньше чем себе. Я беру и проглатываю их тем-же способом. Зачем? Становится интересно, что она в них нашла. В чем такой прикол быть зависимым, быть в напряге от необходимости поиска денег, а потом поиска продавца. Эта сторона несвободы была очевидна. Но вот Лилит, державшая меня за яйца, была непонятна для меня. Плоть и страсть тянули меня также, как процесс добывания наркоты притягивал Оксанку.

 

Пока мы дошли до метро, таблетки начали действовать. Оксана взяла еще 700 рублей взаймы на наркоту и  обещала приехать позже ко мне. Как же, так я и поверил. Мы попрощалась. Мне было глубоко насрать куда она идет. Той Оксаны, детски наивной и одновременно взрослой уже не было. Я ехал и думал об этой истории. Без грусти, без сожаления. В автобусе контролер спросил за проезд и мне под действием таблеток не составило труда уболтать его. То есть не просто уболтать, мы говорили с ним на совсем другом уровне, вне системы, законов, правил, там не существовало билетиков на проезд, мы говорили с ним о жизни. Два человека на одиноком шаре, летящем в темноте со скоростью 1674 км.ч.